К философской характеристике практического мышления

 

Исследования мышления начиная с эпо­хи Нового времени до века научно-техни­ческой революции основной массой ориен­тированы на изучение его научно-теорети­ческой формы, и это оправдано той огром­ной ролью, которую играет наука в жизни общества. Но при всей значимости иссле­дования мышления как отражения мира в научных понятиях этой его формой и этой его функцией не следует ограничиваться. Мышление есть не только способ познания (научного и вненаучного) или идеального определения объекта. Оно также формирует путь практического преобразования объек­та и практического самоопределения субъ­екта. И хотя его руководство практически­ми действиями и его зависимость от этих действий очевидны, однако эта сторона или стадия мышления редко подвергается спе­циальному анализу '.

Между тем мышление на стадии непо­средственного соединения его с практиче­ским действием (для краткости в дальней­шем будем его называть «практическим мышлением») все чаще с разных сторон анализируется  специальными   науками. Разработка проблем психологии   труда, праксеологии, методологических проблем ряда других наук показывает, что наряду с вопросами развития научно-теоретиче­ского знания требуют исследования пробле­мы его функционирования в обществе, спо­собов овладения им, форм применения, а также его взаимоотношения с внете ерети­ческим, донаучным и антинаучным вида­ми определения физического и социального действия. Для успешного решения назван­ных проблем требуется прежде всего со­ставить представление о формах духовной деятельности, в том числе мышления, за пределами научного познания.

'И. А. М е и к ш а н. Общественно-исто­рический характер отражательных и управ­ляющих свойств ума человека. Авторефе­рат диссертации докт. филос. наук. Рига, 1972; Л. Гурова. Психологический ана­лиз решения задач. Воронеж, 1976.

Вообще мышление может пониматься как форма духовной деятельности лично­сти, определяющая ее поведение. В то же время оно выступает и как духовная дея­тельность малых и больших социальных групп, как процесс, оказывающий влияние на судьбы классов, народов, цивилизации ². Это требует применения в анализе мышле­ния принципов диалектического и истори­ческого материализма, а также логическо­го, психологического, социологического и других подходов.

Сказанное справедливо и в отношении практического мышления. Благодаря диф­ференциации Б. М. Тепловым в работе «Ум полководца» (в первом варианте называв­шейся «К вопросу о практическом мышле­нии») представлений о чувственно-дейст­венной ориентировке и собственно практи­ческом мышлении последнее получает все более полную психологическую характери­стику, раскрывающую формы извлечения информации, способы ее личностной интер­претации   (формирования   «личностных смыслов»), пути превращения ее в мотив поступка, диалектику вербальных, образ­ных, сенсомоторных форм психических процессов³. Практическое мышление рас­сматривается как общей психологией, так и социальной психологией, разрабатываю­щей понятие «образ мышления». Над этим работает также праксеология, изучающая технико-организационные основы всякого практического, в том числе духовно-прак-

² Л. Иванов. Мисли за интелекта.— «Философска мисъл». 1979, кн. 6; J. S z с z eр a n s k i. Myslenie — dzialanie — cyviliza-cja. «Studia filozoficzne». Warszawa, 1979, № 10.

^ЭБ. М Теплов. Проблемы индивиду­альных различий, М., 1961; О. И. Гал­кина, О. Д. Каверина, Е. А. К л и-м о в. Информационно-поисковая система «профессиография». Л., 1972; М. Н е n tschel. Zur mittelbaren Wirklichkeit des Denkens, insbesondere zur kunstlerische An-eignung. «D-utsche Zeitschritt fur Philosophie». Berlin, 1978, Hf. 2.

 

тического действия. Исследуемые ее пред­ставителями комплексный, программно-це­левой, алгоритмический, аксиоматический, мультипликационный и другие подходы освещают важные стороны функциониро­вания практического мышления ⁴.

Проблемой практического мышления за­нимались и философы. Иногда попутно, в связи с анализом познавательной деятель­ности, художественного творчества, искус­ства красноречия, нравственного самоопре­деления, а иногда в прямой форме. Напри­мер, И. Кант пытался выявить основные черты практического разума в сравнении с чистым разумом. Кстати, высказывалось мнение (0. Г. Дробницким), что в частых переходах И. Канта от проблем нравствен­ного мышления и чувства к общим раз­мышлениям о практическом разуме про­явилась его неспособность выдержать кон­кретно-содержательное направление собст­венно этического исследования, неспособ­ность избежать умозрительных спекуля­ций ⁵. Вероятно, для приращения знания о нравственности эти переходы прямой поль­зы не принесли, но в плане уяснения об­щих черт практического разума (безразлич­но, участвует ли последний в практике производственной, революционной или бы­товой) они, на наш взгляд, не остались бесполезными.

Не имея возможности провести специ­альный историко-философский анализ, от­метим только, что в силу идеалистического понимания практики домарксистская фи­лософия улавливала лишь духовное произ­водство, а в нем главным образом произ­водство знания. И поэтому тогда либо сразу осуществлялся переход к анализу отдельных  практически-духовных   форм действия — искусства, религии, правотворчества, создания философских систем, либо поиски научного понимания форм знания все больше перерастали в анализ научной формы знания. Обращение научного позна­ния к исследованию своей формы особенно обстоятельно, как известно, представлено в немецкой классической философии.

Возврат познания «на круги своя» слу­жит, разумеется, не только способом ут­верждения идеализма, тут есть и положи­тельная проблема — выяснение механизма регуляции мышлением познавательной дея­тельности. Эта проблема привлекает боль­шое внимание и советских исследовате-

⁴ Т. Котарбиньский. Трактат о хо­рошей работе. М., 1975; Н. Стефанов. Мультипликационный подход и эффектив­ность. М., 1980;  О. И. К е д р о в с к и и, Л. А. Соловей. Алгоритмичность практики, мышления, творчества. Киев, 1980.

⁵ «Философия Канта и современность». М., 1974, стр. 115—116.

 

лей ⁶. Но представители немецкой класси­ческой философии, поставив вопрос о прак­тическом разуме, постоянно обращались к «практике» познания. Здесь существует возможность ухода в бесконечность — от познания вещей к познанию форм познания, от рефлексии к познанию самой рефлексии. Подобно двум зеркалам, формы познания и формы рефлексии могут бесконечно отра­жать друг друга, и, главное, возникает возможность постоянно отодвигать на зад­ний план исследование мышления в его непосредственной связи с практикой как реальным преобразованием мира. Это и де­лалось немецкими идеалистами.

Современная буржуазная философия так­же неоднократно бралась показать мысля­щего человека в практическом мире: как практически заинтересованного субъекта познания; как личность, нерасторжимой цепью прикованную к миру; как существо, утверждающее свою волю; как человека производящего, действующего; как элемент системы «человек—техника»; как аген­та социального действия. В соответствии с этими подходами модифицировалось по­нимание мышления, и в нем, взятом в пря­мой связи с практической жизнью, подме­чались небезынтересные детали. Однакв при этом глубинная установка состояла в опровержении материалистического подхо­да к мышлению, в подрыве авторитета науки и самого мышления. Новейшие ис­следования буржуазными философами ти­пов рациональности, как показывает ана­лиз материалов XVI Всемирного философ­ского конгресса, продолжают преследовать ту же самую цель ⁷.

В результате, хотя вопрос о своеобразии мышления, вплетенного в практическую жизнь, поставлен давно, степень его раз­работки далеко не достаточна, и здесь на­копилось уже немало идеалистических на­слоений. Не случайно указывалось, что: «социально-практический уровень отраже­ния — наименее изученная область фило­софии, а между тем это и наиболее напря­женная сфера конфронтации с нашими идеологическими противниками»⁸. Дан-

⁶ Среди последних работ на эту тему см.:

В. С. Б и б л е р. Мышление как творчест­во. М., 1975; А. В. Брушлинский. Мышление и прогнозирование (логико-пси­хологический анализ). М., 1978; Н. К. В а х т о м и п. Практика — мышление — знание. М.,1978.

⁷ Т. И. О и з е р м а и. Проблема раци­ональности и современный философский ан­тиинтеллектуализм. «Вопросы философии», 1979, № 2; А. С. Богомолов. Наука и иные формы рациональности. «Вопросы фи­лософии», 1979, № 4.

⁸ См. «Исследования в области диалекти­ческого материализма в 1971—1975 годах. «Вопросы философии», 1976, № 4, стр. 69.

 

ный вопрос имеет прямой выход к пробле­мам функционирования в обществе марксистско-ленинской теории ⁹.

Если даже брать не всю область духовных явлений в социально-практической сфере, а ограничиться только мыслитель­ными формами, все равно задача остается многоаспектной. Нужен обстоятельный ис-торико-философский анализ, следует рас­крыть полиморфизм мышления и выявить его социальные истоки, проследить его ис­торическую динамику и т. д. Ввиду широ­ты проблемы нижеследующее изложение ограничивается попыткой обрисовать лишь некоторые черты практического мышле­ния.

Место практического мышления в жиз­недеятельности и отношение его к другим духовным явлениям. Намеченный объект исследования не локализован на каком-то одном уровне духовной жизни. Его нельзя отождествлять со здравым смыслом. По­следний представляет собой форму мышле­ния донаучного уровня. В структуре ду­ховной жизни общества здравый смысл может быть отнесен к обыденному созна­нию, стоящему на границе психологии и идеологии, чувственного и рационального, эмпирического и теоретического ¹⁰. Однако, поскольку физические и социальные дейст­вия разнообразны по сложности и коли­честву охватываемых людей, мышление здесь порой довольствуется обыденным опытом, а иногда оперирует сложнейшими научными понятиями.

Вообще мышление есть один из способов (наряду с чувственностью) формирования познавательных, оценочных, преобразова­тельных действий. Их объектом служит природа, общество, сам субъект. Особен­ность данного способа заключается в уста­новках на объективность, всеобщность, продуктивность. Эти установки, пусть в разной степени и форме, осуществляются, повторяем, на разных уровнях духовной жизни. Но если взять жизнедеятельность человека в плане соотношения познания, оценки, практического действия, тогда ме­сто интересующих нас духовных процессов определяется однозначно: точка перехода от познания и оценки к практике. Этот мо­мент целостного потока жизни может по­казаться мимолетным, эфемерным, мало­значимым. Но это не так. Здесь вплотную сходятся мнимое с реальным, желаемое с действительным, познание с практикой, идеал с реальным положением вещей. И в

⁹ См. W i tt i c h. Der Marksismus-Leninismus als theoretische und als praktizierte Weltanschauung. «Deutsche Zeitschrift fur Philosophic», 1979, Hf. 10.

¹⁰ Т. К и с ь о в. Диалектика на всекиадневното съзнание. София, 1979.

каждом из них могут высветиться неожи­данные стороны: в реальности обнаружи­ваются последствия мнений, в идеалах — следы исчезающей практической жизни, в действительности — элементы  неистинно­сти, обреченности. В силу этого данный момент жизнедеятельности постоянно при­тягивает внимание  философов   разных школ. С истолкованием онтологического, аксиологического и других его аспектов связано немало идей экзистенциалистского, прагматистского и прочего толка.

На стадии непосредственной связи с практическим действием мышление, как и сознание в целом, трансформируется, вы­полняет. новые задачи, вступает в новые связи с другими духовными явлениями.

Пользуясь терминологическим опытом прошлого, его можно было бы здесь назвать практическим разумом, но необходимо про­водить различие между разумом и мышле­нием. Можно согласиться с И. Рудняньским ^п (хотя его книга местами спорна), что homo sapiens и homo cogitans не одно и то же, что разумом может считаться только мышление, действующее для блага человечества, рефлектирующее над прин­ципами нравственности. Собственно, уже гегелевское противопоставление конечного мышления и абсолютного разума, а также известные слова К. Маркса о том, что ра­зум существовал всегда, но не всегда в разумной форме, ориентируют на такое раз­личение. Практическое мышление иногда совпадает с разумом (например, при пра­вильном руководстве революционным дей­ствием), иногда противоречит ему — при решении задач антигуманного характера (организация травли политической оппози­ции, экономических диверсий и т. п.), но всегда имеет некоторые общие черты.

Прежде всего это функция руководства физическим и социальным действием.

Мышление в этой функции не абсолют­но противоположно познающему интеллек­ту, оно есть только стадия или сторона в целостном процессе осмысленного опреде­ления человеком своих отношений к дей­ствительности, в том числе к своему дей­ствительному «я».

Основной тезис прагма­тизма, в соответствии с которым функция интеллекта состоит не в копировании объ­ектов, а в установлении выгодных чело­веку отношений с ними, содержит надуман­ную антитезу: взаимоисключение назван­ных выше функций. Еще И. Кантом было хорошо показано, что в обоих случаях дей­ствует одна и та же способность человека. Более того, действуют, пусть по-разному, общие основные логические формы — по­стулаты, идеи, категории, максимы и т. д.

Действительно, в обоих случаях совершает­ся единая специфическая духовная дея­тельность, содержащая отражение и конст­руирование, имеющая ближайшим резуль­татом мнение и т. д.

Единство основных черт и логических форм сменяется содержательной взаимо­связью ступеней (соответственно общих ха­рактеристик) мышления, когда последнее как целостный процесс

 

 

.

11.              J. Rudnianski. Homo cogitans (0 mysleniu tworczym i kryteriach wartosci). Warszawa, 1975.

12.               

 

развернуто во вре­мени. Порядок развертывания может быть разным, поскольку то специальное исследо­вание объекта предшествует его преобра­зованию, то, наоборот, работа с объектом приводит к постановке вопросов исследова­тельского характера, но взаимосвязь сту­пеней присутствует постоянно. Осмысливая способ преобразования объекта, человек приходит к вопросам о его устройстве и законах существования. И смысл вопросов предопределен содержанием практической задачи. С другой стороны, результаты по­знания действительности используются при выборе и формировании пути действия. При этом содержание знания объекта так­же оказывает направляющее воздействие на составление программы, выбор средств и т. д. Одновременно только на этой стадии результат познания объекта оказывается в полной мере конкретным. «Продукт полу­чает свое последнее finisch только в по­треблении» ¹².

Мышление как форма познания действи­тельности и как форма определения прак­тического действия разделимы только в абстракции; ни у отдельного человека, ни у социальной группы они обособленно не существуют. Даже отделение умственного труда от физического не разъединяет их, а лишь изменяет их удельный вес в разных видах труда вследствие разных жизненных интересов.

Далее, можно принять, что практическое мышление по-особому связано с волей: оно определяет ее. Понятие воли подвергается безудержным спекуляциям на нем в ирра-ционалистических течениях. Воля изобра­жается в них как недоступное разуму на­чало мира; как способ утверждения силы, власти, жизни; как дионисийское начало;

как средство преодоления ограниченности интеллекта и прорыва в сферу интуитив­ного созерцания, свободного от практиче­ских забот; как способ перехода от сомне­ния к вере; как решимость личности утвер­дить свою свободу вопреки конформистским доводам разума и т. д. Сверхзадачей этих теоретических построений служит критика научного понимания общественной жизни, обоснование иррационализма.

Но идеалистические спекуляции с поня­тием воли не должны заслонять его поло­жительного смысла, так же, как, напри­мер, панлогизм гегелевской системы не яв­ляется основанием для избегания понятия «мышление». Известное положение марк­сизма, что человеческий разум изменялся соответственно тому, как человек научался изменять природу, бьет по идеалистическо­му рационализму, показывая зависимость мышления  от практического  действия (тем самым и от воли), а одновременно и по иррационализму, где воля высту­пает в роли субстанции мышления. Кста­ти, современная психология недвусмыс­ленно подчеркивает значение воля для функционирования мышления. «За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последнее «почему» в анализе мышления» ¹³. Воля у идеалистов направлена лишь на измене­ние духа, иррационалистами же она про­тивопоставляется разуму, но эта новейшая критика разума проводится за счет обы­грывания реальных и сложнейших форм взаимосвязи познания, воления и оценки. А эти связи обнаруживаются немедленно, как только в качестве субъекта взят жи­вой конкретно-исторический человек, а не персонифицированный «разум» или не персонифицированная «воля».

12.К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., ..т. 12, стр. 71'7.

Практическое мышление определяет во­лю человека как стремление воздейство­вать на действительность. (Необходимо до­бавить: воздействовать как путем актив­ной борьбы, так и лавированием или под­черкнутым «неучастием»; стремление как с целью удержания, так и с целью изме­нения существующего положения; как лич­ности, так и социальной группы или клас­са; воздействовать как на внешний мир, так и на свое действительное «я».) Вопре­ки мнению рационалистов мышление не единственный путь определения воли. Су­ществует и дорациональное (в значении «неосмысленное», но не «бессмысленное») ее определение: это стихийное, не дошед­шее до устойчивой ориентировки на все­общее, некритически смешивающее объек­тивные потребности и субъективные (лич­ности или общности) устремления, не до­шедшее до фиксации в общеобязательных нормативах или прикрытое демагогически­ми фразами волеизъявление. Осмысленная и неосмысленная форма определения воли представлена в деятельности личности и социальных групп и зафиксирована обще­ственным сознанием. Скажем, философы XVII—XVIII вв., не умея разглядеть со­циальные основы абсолютизма, все же пра-

¹³ Л. С. Выготский. Избранные пси­хологические исследования. М., 1956, стр. 379; см. также: И. А. В а с и л ь е в, В. А. П о п л у ж ный ,  О. К. Тихомиров. Эмоции и мышление. М., 1980.

 

вильно квалифицировали его как проявле­ние неразумной воли.

Воля при доращюнальном способе ее функционирования подавляет мышление. Русские революционные демократы блестя­ще показали, как воля самодура, произвол, не принимающий разумных аргументов, делает мышление бесполезным, порождает крайнюю косность обывателя, удручаю­щую тупость мужика. Наряду с этим, от­мечали они, русский мужик, подобно не­мецкому и французскому поселянину, про­являет удивительную сообразительность в своем деле, где его ум не подавлен чужой волей.

Реальная диалектика мышления и воли такова, что возможна обратная ситуация: нескончаемые поиски рационального осно­вания действия во внешнем мире и в соб­ственной душе отодвигают волеизъявление и реализацию воли в отдаленное будущее. Например, у немцев, заметил Гегель, у ко­торых все должно быть сделано не иначе, как на известных основаниях, поиски атих оснований часто превращаются в самоцель и доводят до формализма. И. С. Тургенев в знаменитой речи «Гамлет и Дон-Кихот» от­мечал, что противоположение ума и во­ли— знамение   современности. Гамлеты тем и страдают, что рефлексия, предшест­вующая определению воли, у них никогда не заканчивается (они застревают, доба­вим, как раз на точке перехода от мысли к действию). В результате блеск мысли и тонкость чувств в самопознании субъек­та необходимо сочетается у них с безво­лием.(14)

Мышление связано с волей как в про­цессе определения практического действия, так и в познании; но есть различия в ха­рактере этой связи. Кратко говоря, в сфе­ре познания воля способствует организации хаоса ощущений в стройное представление, абстрагированию от побочной информации, формированию  антиавторитарности, пре­одолению конъюнктурных социальных за­просов, одним словом, способствует выходу на позиции объективного исследования. И «воля мыслить» в этом плане предше­ствует мышлению, определяет его (на этом и спекулирует иррационализм). Напротив, в сфере организации физического и соци­ального действия мышление определяет волю («волю действовать»), обосновывая надобность, возможность, правомерность, направление и содержание действия.

Продолжая характеристику  практиче­ского мышления, отметим, что оно опирает­ся на особую группу ощущений, отражаю-.

 

14.И.С.Тургенев Полн. Собр. Соч. М.1964.Т. Влияние разных взаимоотношений мышления и воли на тип личности затронуто в кн.: А.И.Яценко . Целеполагание и идеалы. Киев. 1977

щих не только предмет труда, объект практики, но и характер деятельности субъекта. Чувства, относящиеся к сфере политической, художественной, культовой, моральной практики в прошлом нередко пытались выделить в разряд «внутренних» чувств и тем самым доказать их независи­мость от влияния внешнего мира. Откры­тие материалистического понимания исто­рии показало, что все чувства человека отражают объективную, природную и социальную реальность. Все же ощущения собственного действия и объекта преобра­зования, конечно, не идентичны.

В конечном счете ощущения действия вполне укладываются в гносеологическую формулировку «субъективный образ объек­тивного мира».

Но предметность их специ­фична: в них отражен действующий субъ­ект, нередко — взаимодействие субъектов (чувство партнера и противника в полити­ке, спорте, на сцене). Здесь встречаются сложнейшие по составу ощущения — чув­ство гармонии, композиции, переломного момента в развитии восстания и т. д. Они используются для разработки осмысленно­го плана действия и для осмысленного же текущего руководства событиями. Знамени­тые ленинские слова: «мы победим, но мы пойдем путем другим» — превосходная ил­люстрация. Пока еще не разработана стра­тегия и тактика революционного действия, не создана организация профессиональных революционеров, неясно вообще, как все это сделать; есть только ощущение негод­ности прежнего пути и необходимости пе­ремен.

В формировании способа действия, так же как и в познании, исторически (в от­ношении отдельного способа) чувственная стадия предшествует рациональной. «...Ме­тод — это не что иное, как всего лишь осо­знанный  и  систематизированный  спо­соб»,— справедливо заметил Т. Котарбиньский ¹⁵. Предположение И. Канта об обрат­ном порядке этих стадий (чувственного и рационального) в практическом разуме верно, надо полагать, только при характе­ристике действия готовых максим.

Ощущения собственных действий отра­жают не только их содержание, но и отно­шение субъекта к ним, а оно бывает тоже весьма различным. Эта сторона ощущений также оказывает существенное влияние на практическое мышление и исход действия. В. И. Ленин, например, отмечал, что на­стоящие революционеры чаще всего лома­ли себе шею, когда начинали возводить готовящуюся ими революцию в нечто бо­жественное ¹⁶.

 

¹⁵ Т. Котарбиньский. Трактат о хо­рошей работе, стр. 62.

¹⁶ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44,стр. 223.

Категориальная характеристика практи­ческого мышления. Практическое мышле­ние совершается в известных всеобщих ка­тегориях, но они здесь получают специфи­ческие оттенки, что было замечено еще И. Кантом.

Его метафизическая установка на раз­граничение вещи в себе и вещи для нас, распространенная им на категории, при­несла некоторую пользу: Кант, различив категорию саму по себе и схему чистого рассудочного понятия (категорию для нас в нашем опыте), тем самым избежал све­дения форм наличного мышления лишь к логике объекта. Работая, категории транс­формируются даже в познании, становясь упомянутыми «схемами», несколько при­ближаются к чувственности, поскольку превращаются в своеобразное умение и отчасти выходят из сферы научного мыш­ления. Об этом в обычной для него агно­стической манере И. Кант писал: «...Схе­матизм нашего рассудка в отношении явлений и их чистой формы есть скрытое в глубине человеческой души искусство, настоящие приемы которого нам вряд ли когда-либо удастся угадать у природы и раскрыть» ¹⁷.

 Еще более значительна из­менчивость, так сказать, «категорий в се­бе», когда они из форм определения объек­та становятся формами определения воли. По Канту, путь от чистого воления к субъ­ективному практическому основоположе­нию лежит через категории качества, коли­чества и другие, становящиеся здесь прак­тическими правилами действования, запре­та и исключения, дозволенным и недозво­ленным, индивидуальными мнениями воли и т. д.

В самом деле, в непосредственном опре­делении практического действия категории действительности, причинности, свободы, объекта и другие функционируют своеоб­разно. Так, например, объектом здесь ста­новится практическое искусство, умение самого субъекта. Структура этого объекта, как показывает на примере искусства красноречия А. Ф. Лосев, «вовсе не обла­дает свойствами самого предмета (преобра­зования.—Б. Л.), опа не радостна и не го­рестна, она не истинна и не ложна. Она просто относится к особой сфере, которую Аристотель трактует как вполне нейтраль­ную с точки зрения действительности в обычном смысле слова и с точки зрения действительности абсолютного и относи­тельного разума» ^..Эта сфера нейтральна не в смысле неприменимости к ней основ­ного вопроса философии, не в смысле не-ппименимости здесь оценочных суждений и т. д. Под нейтральной действительностью в

17  И. Кант. Соч в шести томах, т 3 М., 1964, стр. 223.

¹⁸ «Античные риторики». М., 1978, стр. 290.

данном случае понимается несводимостъ со­держания практического  искусства ни к содержанию преобразуемого предмета, ни к содержанию любого мнения о нем. Но коль скоро практическое умение схвачено в ка­честве объекта мышления, тогда вполне правомерно сопоставлять его реальную фор­му и мнение о ней.

Модифицируется и действие принципа причинности. Причинность сохраняет силу и в познании объекта и в его преобразова­нии. Но в познании мыслитель подчиняет себя объекту, в практическом же мышле­нии, наоборот, решается задача причине­ния объекту нужных для человека измене­ний. То же имеет место и в отношении свободы: познающее мышление может аб­страгироваться от пространственных и вре­менных рамок наличной ситуации; это не­возможно для практического мышления, вплетенного в саму ситуацию. Зато в прак­тическом мышлении человек свободен ме­нять эту ситуацию, и свобода здесь доста­точно широка. По выражению Г. Е. Глезермана, практическое отношение человека к наличной действительности и ее законам может быть довольно различным: люди мо­гут, опираясь на законы, применять их в своей практике, могут расширять сферу их действия, открывать простор для них, суживать эту сферу, а также смягчать раз­рушительные последствия их действия ¹⁹.

Практическое мышление имеет в каче­стве всеобщей логической формы идею. По­следняя, по определению П. В. Копнина, есть «форма отражения внешнего мира, включающая в себя сознание цели и пер­спективы дальнейшего познания и практи­ческого преобразования» и «в зависимости от зрелости... может выражаться и как представление, и как понятие, и как тео­рия» ²⁰. В этом определении, видимо, надо уточнить, что идея отражает не только внешний мир, но и сложившиеся способы практического действия.

Поскольку переход от мысли к действию имеет прямые практические последствия, здесь возникают сложные и малоисследо­ванные отношения знания и незнания, ис­тины и заблуждения полезного и вредного. Это заставляет задуматься о функциониро­вании ценностных категорий.

Практические обстоятельства часто за­ставляют человека пользоваться грубо при-.

 

¹⁹ См. Г. Е. Г л е з е р м а н. К вопросу о познании, действии и использовании зако­нов развития социалистического общества. В сб. «Диалектика общего и особенного в историческом процессе». М., 1978,  стр. 50—51.

²⁰ П. В. К о п н и н. Статья «Идея» в Философской энциклопедии, т. 2. М., 1962, стр. 234; его же. Диалектика как логика и теория познания: опыт логико-гносеоло­гического исследования. М., 1973.

 

близительным знанием. Стихийно вырабо­танный способ действия нередко объеди­няет действительно эффективные и лишь символически полезные приемы. Более то­го, стихийно найденному верному способу действия и объекту, на который он на­правлен, нередко дается фантастическое истолкование, и это «объяснение» может воспроизводиться в обучении многократно. Жизнь свидетельствует, что такие ситуа­ции могут сохраняться   неопределенно долго.

Дело объясняется тем, что конечной целью человека служит не знание само по себе, а практическое самоутверждение в мире. В частных же социальных ситуациях функционирующее знание далеко не всегда приносит пользу, так же как заблуждение, иллюзия, незнание — вред. Например, нет смысла повсеместно распространять знание техники пыток, сексуальных аномалий, нет смысла в подражание западным бел­летристам перегружать художественную литературу описаниями невротического и психотического видения мира, хотя бы и верными. Недаром также юристы и педа­гоги решительно утверждают, что незнание некоторых вещей охраняет детей от со­скальзывания на путь антисоциального по­ведения. Не случайно существует также государственная, партийная, врачебная и другого рода тайна. И напротив, иллюзия, вплетенная во многие виды действия, со­всем необязательно служит реакции, на­пример, для «промывки мозгов». Она ча­сто приносит положительный результат, начиная с самовнушения в аутотренинге, кончая иллюзиями восприятия в живописи, кино и т. д. Именно на этой сложнейшей социальной диалектике пользы и вреда от знания и незнания, истины и заблуждения искусно играют прагматизм, конвенциона­лизм и другие буржуазные философские школы.

Следует, очевидно, уточнить действие понятия «истина» в применении к спосо­бу действия. Трудность состоит в том, что действительность, противостоящая  здесь мнению,  своеобразна: это действитель­ность, создаваемая самим человеком. Раз­деление методов на правильные и непра­вильные не должно отождествляться с раз­делением на истинное и ложное (такое ото­ждествление возвратит к гегелевскому по­ниманию истины), точнее соотносить их с понятиями целесообразности и нецелесо­образности. Понятия истины и заблуждения работают в составе мнения о структуре ме­тода, но не в суждении о его отношении к объекту. Истина и целесообразность коррелируют между собой, но они не тож­дественны.

В практическое мышление включаются свои ценностные компоненты. В познании

высшей ценностью выступает истина. Здесь же, ввиду того, что практические цели не­обозримы по разнообразию, целевые уста­новки практического мышления, следова­тельно, его ценности, могут открыто про­тивостоять   познавательной   установке. Один литературный персонаж говорит: «Большинство людей думает и рассуждает не для того, чтобы исследовать явления жизни, а потому, что спешит найти для сво­ей мысли спокойную пристань» ²¹. И в са­мом деле, продуктивность мышления может выражаться не только в познании космоса, глубин человеческой души, развитии гу­манистических идеалов, но и в обоснова­нии скепсиса, догматов церкви, аполитиз­ма и пр.

Полиморфизм практического мышления и его социальные основания. Поскольку практическая жизнь разнородна, постольку разнообразится и духовная деятельность. В общей форме этот тезис бесспорен, но да­леко не все распространяют его на мыш­ление. Со времен Аристотеля многие фило­софские исследования были и остаются на­правленными на выявление инвариантных, всеобщих, можно сказать, родовых струк­тур мысли. В современной марксистской литературе эта линия разработки обосновы­вается следующим образом. Человек в от­личие от животного универсален, то есть способен переходить от одной формы дей­ствия к другой. Эта способность возникает и реализуется благодаря мышлению, то есть «деятельности идеально-теоретическо­го  отражения действительности» — дея­тельности, имеющей дело исключительно со всеобщим (А. Касымжанов)²². Мыс­лить — значит действовать универсально, а если универсально, следовательно, гово­рить о типологии мышления не приходится.

В то же время идея разнообразия типов мышления периодически всплывает в ли­тературе. Л. Леви-Брюль, А. М. Деборин, К. Р. Мегрелидзе, А. Р. Лурия, Б. Ф. Порш-нев, М. Коул, С. Скрибнер и другие авто­ры выявили интересные различия в мыш­лении становящегося и сформировавшего­ся человека, людей разных эпох и общест­венно-экономических формаций. В одной работе отмечалось, что важным основани­ем для выделения видов мышления служит различие видов практики, существенно опосредующих данный процесс мышления—ин­дивидуальной (индивидуальное мышление) и общественной; общечеловеческой (обще­человеческое мышление) и общности прак­тики какой-то группы (группевое мышле-.

 

²¹ М. Горький. Собр. соч., т. 27. М., 1953, стр. 210.

²² Ж. Абдильдин, А. Касымжа­нов, Л. Н а у м е н к о, М. Б а к а н и д з е. Проблемы логики и диалектики познания. Алма-Ата, 1963, стр. 195—196 и др.

 

ние)²³. Правда, автор ограничился конста­тацией наличия в мышлении общего, осо­бенного и единичного и указанием, с одной стороны, на различия в мышлении, связан­ные с существованием классов, а с другой стороны, на наиболее крупные, явно се­бя обнаруживающие подразделения в мыш­лении: мышление эмпирическое и теорети­ческое, эмоциональное и рациональное, на­учное и художественно-образное. Дальше констатации авторы указанной работы не пошли ²⁴.

Надо думать, поиски универсальных общечеловеческих закономерностей мышле­ния и попытки обнаружить специфические черты мышления определенной группы лю­дей не исключают друг друга. Диалектика требует видеть историческое развитие мыш­ления, стало быть, смену его форм. И ма­териализм состоит не только в том, чтобы показать естественные предпосылки и со­циальное основание мышления, раскрыть только момент совпадения логики мысли и логики осмысляемого объекта. Нужно пос­тоянно отличать представления о мышлении от реально совершающегося мышления.

 А фактическое мышление удивительно разно­образно. Оно может быть истинным и лож­ным, примитивным и высокоразвитым, ра­ботать по разным логическим схемам. Но оно все равно остается мышлением. Поэто­му, например, анализ Марксом гегелевской мистификации логики, логических, по вы­ражению классиков, фокусов младогегель­янцев, классическей и вульгарной буржу­азной экономической мысли, анализ Лени­ным софистического и эклектического мыш­ления оппортунистов, критика им махистского принципа «экономии мышления», во­обще вся критика ошибочного хода мыс­ли — это не вступление к науке о мышле­нии, а ее неотъемлемая составная часть. И разнообразие форм мышления, как бы к нему ни относиться,— реальный факт.

Мышление детерминировано всем укладом жизни: способом производства, социаль­но-политической   структурой   общества, культурными традициями. Поскольку оно интересует нас в момент его непосредствен­ной связи с практическим действием, надо подчеркнуть следующее. Форма мышления связана с характером действия, совершае­мого индивидом или общностью людей.

 

²³ Автор ее—В. И. Губенко. «Основ­ные виды мышления». В кн. «Проблемы мышления в современной науке». Под ред.. П. В. Копнина, М. Б. Вильницкого. М., 1964, стр. 126.

²⁴ О пролетарском и буржуазно-мещан­ском мышлении в отношении к революцион­ному действию пишет Г. Садовский в статье «Логика революционного мышления и клас­совый подход в логике». «коммунист», 1979, № IL

Практика политической борьбы, отправле­ния религиозного культа, воспитания детей, художественного творчества и т. д. накла­дывает свой отпечаток на мышление вовле­ченных в нее людей.

Рассмотрим подробнее профессиональную детерминацию. Решение практических за­дач, отмечал еще Гегель, неизбежно связа­но с переходом к частностям, поскольку нельзя действовать «вообще». И раз прак­тическое мышление связано с исторически специализировавшимися видами деятельно­сти, оно неизбежно (вместе с чувственно­стью) приобретает характерные для про­фессиональных групп черты. При анализе гражданского общества Гегель улавливает влияние разделения труда на «конечное мышление». (Точнее, по Гегелю, здесь дей­ствует не разделение труда, а «абстраги­рующая сила рассудка».) Он говорит даже, что вытекающие отсюда различия в потреб­лении, в познавании, в знании, в поведении людей составляют вообще культуру²⁵. Но для абсолютного идеалиста многообразие «конечного мышления» и его истоки не представляли существенного интереса, и потому эта линия исследования не получи­ла у Гегеля дальнейшего развития. Кстати, у современных буржуазных авторов она во­обще порой остается без внимания. Напри­мер, В. Фабер сразу переносит акценты на «экзистенциальные» аспекты отношения человека к профессии. Профессиональный труд, одно из четырех «полей жизни» на­ряду с семьей, школой, общественностью, не дает человеку надежности бытия. Реко­мендуется путем честного информирования, учета основных душевных потребностей, выработки стремления к сплоченности вер­нуть утраченную надежность ²⁶.

Выясняя связь мышления с профессией, надо прежде всего отметить его предметное разнообразие. Конкретно-всеобщие понятия каждой сферы труда (техники, медицины, педагогики и пр.) отражают специфику объ­екта труда и теряют свою силу за предела­ми этой сферы. В своей же сфере они рабо­тают как «микрокатегории», направляя все мыслительные операции профессионала, оп­ределяя структуру частного знания. На­пример, хотя анализ везде остается анали­зом со стороны всеобщей логической фор­мы, тем не менее при оценке балетной по­становки, хирургической операции, воен­ных маневров он будет протекать по раз­личным понятийным схемам.

 

²⁵ Г. В. Ф. Гегель. Энциклопедия фи­лософских наук. Т. 3, М., 1977, стр. 343.

²⁶ W. F a b e r. Der verunsicherte Mensch— zwischen Bedurfnis und Orientierung.— In:

«Gesellschaft und Beruf: Humanisierung der Arbeitswelt und politische Mitverantwortung». Bamberg, 1979, SS. 13—21.

 

При формировании практического дейст­вия предметная определенность мышления дополняется «технологической» определен­ностью, когда ход мысли отражает не толь­ко логику объекта, но и исторически сло­жившуюся технологию действия (в ряде ви­дов труда употребляют термин «техника»), а также практическое искусство индивида. Ленинская идея о повторении фигур прак­тики в логике мышления приложима и на уровне отдельных сфер практической дея­тельности.

Одновременно профессиональное мышле­ние отражает специфический социальный статус и способ функционирования в об­ществе данного вида практики. Результа­ты практически ориентированного мышле­ния, отражающего предметное содержание объекта преобразования, технологию дейст­вия, социальные функции профессии, син­тезируются в каноне соответствующего вида практики. Подобно теории, объединяющей понятия, канон синтезирует максимы тех­нического, экономического, психологиче­ского и другого рода, всеобщим образом определяет волю к действию, его техниче­скую и социальную характеристики.

В связи с этим можно говорить о част­ных, профессиональных  разновидностях мышления. В современной публицистике, искусствоведческой литературе, в работах по философским и социальным проблемам различных наук все чаще стали писать о математическом, клиническом, инженерном. музыкальном, пропагандистском, военно-тактическом, философском, сценическом и других видах мышления. На наш взгляд, это правомерно.

 Возьмем для иллюстрации художественное мышление. Мало того, что оно совершается в художественных образах, что. например, типизация есть специ­фический вид обобщения. Специализация мышления идет глубже, отражая специфику жанров художественной практики. Напри­мер, С. Эйзенштейн вводит представление о «монтажном» мышлении кинорежиссера, где специфической ячейкой выступает «кадр» или «кусок», где могут работать разные принципы монтажа—«сцепление» (предлагавшееся В. Пудовкиным) или «стол­кновение» (выдвигавшееся С. Эйзенштей­ном). Исследуя мышление балетмейстера, Ю. Слонимский отмечает: «Мало восстано­вить танец в правах главного выразитель­ного средства, необходимо сделать его о б р а з о м  м ы ш л е н и я всех мастеров ба­летного театра» ²⁷. Классический танец вы­ступает как обобщение художественных из­влечений «пластических интонаций» чело­веческой походки, народной пляски, нацио­нальной речи. И поскольку всеобщее схва­чено (конкретно — всеобщее! специфиче­ское для балета.— Б. А.), жизнь в танце «переводит балетное искусство из разряда физической культуры в сферу духовной культуры»²⁸. Аналогичные рассуждения можно встретить у музыковедов. Отмечает­ся, что существует особый музыкальный язык, есть своя логика в музыкальных про­изведениях, можно выделить главные и по­бочные музыкальные мысли, то есть гово­рить о музыкальном мышлении ²⁹.

 

²⁷ Ю. Слонимский. В честь танца.

М.., 1968, стр. 302.

Е изучению профессиональных разновид­ностей мышления нередко обращались классики марксизма-ленинизма при созда­нии ими социальных портретов профессио­нального заговорщика, люмпен-пролетария, юриста, крестьянина, профессионального политика и др.³⁰.

Профессионализация порождает еще од­ну интересную линию различий — на сей раз между профессионалами и дилетантами. Это разделение представлено чрезвычайно широко: профессиональное военное искус­ство и народная война, профессиональное художественное творчество и самодеятель­ность, стихийная религиозность и профес­сионально организованная культовая прак­тика, промышленное производство и дея­тельность народных умельцев, государст­венное управление и политическое творче­ство масс и т. д. и т. д. Оно сказывается на мышлении, и здесь вновь обнаружива­ются малоисследованные формы. Это под­линный разум профессионала, однобокое мышление узкого специалиста, ставшего узким человеком, «профессиональный кре­тинизм»  (по Е. Марксу), дилетантское мышление с его причудливой логикой³¹.

Следует подчеркнуть, что особенности мышления, связанные с профессиональной деятельностью, выявляются не только на уровне осмысления узкопрофессиональных задач, но и на уровне понимания философско-мировоззренческих проблем, что имеет прямое отношение к проблемам коммуни­стического воспитания ³². Все это говорит о том, что профессионализация заслужива­ет серьезного изучения наряду с другими социальными истоками полиморфизма мыш­ления.

 

²⁸ Т а м же, стр. 202.

²⁹ «Проблемы музыкального мышления». Под ред. М. Г. Арановского. М., 1974.

³⁰ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.I, стр. 272.

³¹ И. С л а в о в. Структура на дилетантската мисъл. «Философска мисъл». 1980, кн. I.

³² R. Pest с г und K.-H. S t г е с h. Weltanschaulich-philosophische Aspekte der Berufs-bildung. «Deutsche Zeitschrift fur Philoso­phie», 1978, Hf. 1.